-Семейке Ванхормингов пора и честь знать, не так ли? - глядя куда – то в сторону, сказал Уран Найтингейл.
Красавица – блондинка ничего не ответила, зябко и раздраженно кутаясь в белые меха.
-Их род скоро будет вырублен под корень. Амадеус и Радомир мертвы, а Илмар  будет мертв к вечеру.
-В чем же они тебе так насолили, Уран?
-А в том, что их человек продавал опиум на Айронделл-стрит, а это испокон века – моя улица. Во-вторых, когда я пришел разобраться, в чем дело – учти, разобраться мирно – Амадеус, эта высокомерная дрянь, повелел своим охранникам вышвырнуть меня прочь. В-третьих, они донесли фараонам, что из Норт – Энда в Воцберг под видом томатного сока будет ввезена партия первосортного виски, и мои денежки перехватили на полпути и вылили в придорожную канаву. Ванхорминги вели нечестную игру и именно поэтому проиграли. Будь уверена, дорогая, они справедливо наказаны.
Красотка наморщилась, повела бровью, надула алые губки. Обольстительная Петра фон Гингст, эмигрантка из далекой и неспокойной Готландии, где разрешены спиртное и магия, а здесь - актриса и певица, звезда мюзик-холлов Воцберга – и пассия Урана.
В Союзе Республик Нового Света (СРНС, он же Терранова) как колдовство, так и алкоголь были под строжайшим запретом и через это – являлись источником неограниченных доходов.
Бутлегерское дело в Воцберге держали в своих руках две семьи:  Ванхорминги и Найтингейлы. Двадцать лет назад Гордон Ванхорминг и Арнор Найтингейл разделили город – и все было относительно мирно. Но когда к власти пришли их наследники – Амадеус и Уран, обстановка резко переменилась.
-Алмазная пуля не знает промаха. На его оружие наложен сильный заговор, оно всегда разит наповал. Так что в этой войне победитель – непременно я… - надменно произнес Уран, глядя опять – таки непонятно куда.
Ему было около тридцати, он был высок, неплохо сложен. Темно-русые волосы, уложенные слишком гладко, лицо почти симпатичное – разве что немного кривоватый рот, черта, выдающая спесивую и злобную натуру.
-Однако, как я слышала, Ванхорминги имеют…
-Ах, Петра, дурочка! Ну да, Гордон носил на шее такой кристалл – я видел лишь однажды, но запомнил: шестигранник изменчивого цвета, такой в Старом свете зовут «перст Фортуны». Да, он охраняет от ножа и пули. Старик Ванхорминг перед смертью расколол его на три части, трое его сыновей носили по осколку этого камня. Однако ни Амадеусу – будь он неладен!!!- ни Радомиру «перст Фортуны» не помог. Поверь мне, Алмазная пуля – ассасин высшего пилотажа. Его «лолита» не знает промаха, его пули пробивают даже самое сильное защитное заклинание.
Петра немного поморщилась, она не любила интерлюдии такого толка.
-Я не очень – то верю в подобные вещи…- сказала она.
Уран рассмеялся.
-У тебя при себе твой пистолет? – спросил он.
-Ну да, как ты и сказал, я с ним не расстаюсь…а что?
-Достань его.
Петра покопалась в белой меховой сумочке, достала маленький, инкрустированный бриллиантами пистолетик.
-А теперь, дорогуша – целься и стреляй в меня!
Она наивно захлопала бледно – серыми глазами.
-Ну стреляй же, курица!- разозленный ее робостью, заорал Уран.
От неожиданности она нажала на спуск – отчаянно завизжала, поняв, что сделала – но…
Пуля повисла в воздухе, будто опущенная в расплав стекла и застывшая в его массе.
Уран ухмыльнулся, ему нравилось выражение страха на смертельно побледневшем лице Петры.
-Твое оружие не заговорено, крошка, а это значит - против меня оно не сильно…- он аккуратно взял пулю и положил на стол, она покатилась – У вас, в Готландии, нет запрета на магию, но там ты можешь увидеть – самое лучшее- фокусника на базаре. Да и здесь, как ты понимаешь, прогресс науки играет роль – во многом область запредельного кажется областью сказки. Кому нужно ломать голову нал секретом левитации, когда небесный океан бороздят бипланы и цеппелины, зачем убивать заклятьем, когда можно использовать в тех же целях «лолиту»? Отнюдь. Старое зачастую бывает забыто незаслуженно. Но – скажу по секрету – ничто и никогда не бывает забыто до конца. И тот, кто использует это, пользуясь тем, что другие позабыли – тот почти непобедим.

%%%

Инисмей Розенвайс шел по улице гордо и прямо, не таясь, дабы не намекнуть на свои цели украдчивой повадкой. Внешность выдавала в нем выходца откуда – то из Западной Словеции – черные волосы, бледная, без следа загара кожа, зеленые глаза – очевидно, сармат с небольшой примесью славянской крови.
Неудивительное зрелище в Терранове, где смешались все народы всех материков – надменные и холодные готландцы, вспыльчивые баски, краснокожие – потомки полуистребленных местных народов, магометане и иудеи, темнокожие мавры – все это переплавилось в пеструю и разнородную смесь всех рас, всех типажей  характера и внешности – а том более в Воцберге, портовом городе, куда приплывают пароходы со всех концов света.
И оттого никто особо не приглядывался к молодому и красивому словецийцу, идущему неизвестно куда.
Вдаль – куда-то в сторону элитных кварталов, обитатели которых наслаждались жизнью, лежащей у их ног, где Уран Найтингейл, надменно ухмыляясь, сватал свою младшую сестру за сына господина мэра, Эрнеста Байрона – пронесся запряженный цугом омнибус. Извозчик гнал во весь опор.
Инисмей, подражая Урану, усмехнулся.
Алмазная пуля, лучший из всех ассасинов Воцберга, он носил на себе печать нечеловеческого происхождения и нечеловеческой же тоски. Существо с сердцем без огня, без желаний и страстей, он брал за убийство баснословно высокую цену – но всегда в точности исполнял задание. Тот, на кого он только собирался навести свою «лолиту»- был заранее мертв.
Но это раньше. Ныне же Инисмей был рабом Урана, и все, что он делал, было отдано одной цели – вновь испытать то, что запретила ему сама природа.
Лишенный любви и ненависти, лишенный как зла, так и добра, убивающий не из-за личных целей или удовольствия, а только из – за денег и уж точно не собирающийся служить Урану верно и вечно ассасин, расправившись с Амадеусом Ванхормингом, пришел требовать соответствующей платы – но вместо обещанной кругленькой суммы тот дал ему посмотреть в хрустальный шар. И взглянуть в его прозрачно – переливчатые глубины он смог, а самостоятельно отвести взгляда – нет.
Уран сказал, что этот шар привезен откуда – то с Поднебесных Земель, а то и из Алой Империи, где новый правитель, низложивший прежнего императора, поставил под запрет губительную для магии науку и вернул мастерству древних былое величие. Мало того – в столице Алой Империи орудуют несколько его людей, и если им удастся выведать тайну заключения чувства в камень, то разорены будут все торговцы алкоголем и опиумом, ибо удовольствие, доставляемое ими – ковыряние в носу по сравнению с квинтэссенцией абсолютного счастья, которой будет владеть он, Уран Найтингейл. Однажды изведавший этого уже никогда не сможет позабыть, и за то, чтобы повторить это, отдаст что угодно.
Инисмей был нелюдем, но понял, что это значит. После нескольких минут смотрения в волшебный шар его покинули силы, и он не скоро смог подняться с кресла (Уран про себя смеялся, видя, как  унижен нелюдь). Но покинуло его и другое: независимость. Он стал рабом хрустального шара, и за то, чтобы снова в него посмотреть, беспрекословно и бескорыстно исполнял любой приказ, любое требование.
-Итак, сегодня мы с тобой снова испытаем этого. То, чего у меня самого нет и никогда не было… - прошептал Инисмей, обращаясь к самому себе, предчувствуя и предвкушая наступление абсолютного счастья, не физического наслаждения, которое было доступно ему и раньше, а настоящего, человеческого счастья.
Вот он, Илмар Ванхорминг, последний мужчина их семейства. Лет двадцать, не больше – немного моложе его самого.
Два выстрела – как всегда…
Но что – то пошло не так. «Лолита» дала промах. Видимо, «перст Фортуны» хранил – таки от пули, даже от заговоренной. И тем не менее цель была поражена…пусть и не смертельно, но проживет недолго, ибо любой, в чьем теле оказалась пуля Инисмея, должен умереть.
Поднялся крик, кутерьма, и тут он подумал, что его нечеловеческое происхождение дает ему немалый бонус. Он всегда ускользал незамеченным с места преступления.
Вот так ускользнул и сейчас, кусая губы и дрожа в ожидании нового взгляда в магический шар.

%%%

Эренгария де Лейас, юная лютецианка, была в обмороке. Либитина была ее ровесницей, но на лице ее не было ни скорби, ни страха, а одна только сосредоточенность.
Восемнадцатилетняя Либитина  была бы хороша, если бы не ее манеры и одежда.
Она одевалась, разговаривала и вела себя как мужчина, и не сразу можно было понять, что это девушка. Коротко остриженные кудреватые волосы, золотисто – желтые кошачьи глаза, фигура без особых половых признаков. Отца и братьев это скорее забавляло, но ничего против столь странных замашек они не имели и вполне равнодушно поглядывали на то, как она, дымя толстой сигарой, щиплет за бедра хорошеньких официанток в придорожной забегаловке.
Подойдя к врачу, она выплюнула на пол окурок, и, пристально глядя на него, сказала
-В случае смерти Илмара даже профессору потребуется совсем немного места за городом на свалке…
Сильная – даже чересчур сильная девушка – она понимала, что Уран поставил своей целью уничтожить весь их род. Да, Амадеус перешел ему дорогу, но ведь это лишь повод, а причина – причина ясна, и некому поставить его на место, и некому отомстить по законам чести…двоюродные братья – трусы, жалкие ничтожества Нельдихены, родня по матери, давно уже переметнулись на сторону Урана…
Она знала, что у того есть большое преимущество – Алмазная пуля, ассасин, какого свет не видывал, о котором ходили самые безумные слухи и чья пуля заклята на смерть.
И она знала, что ей суждено выйти на тропу войны, ибо больше некому встать на защиту имени Ванхормингов. Либитина не только выглядела мужественно – она и в душе была таковой. Пусть это дело безнадежное – все равно, что бросаться с шашкой навстречу огню готландского пулемета – но лучше погибнуть в честном бою, чем, прячась, ждать неизбежной смерти.
Открыла глаза неподвижная до того Эренгария. Илмар познакомился с ней в Лютеции, где жил и учился до прошлого лета. На послезавтра была назначена их свадьба.
-Что ты знаешь о Паладинах Белой Розы? – спросила она.
-Ничего – довольно грубо ответила Либитина. Ее волновала вовсе не эта тема.
-А о нелюдях?
-Эренгария, заткнись, покуда цела! Помилуй, какие такие «нелюди»? При чем здесь все это?
-Я чувствую, здесь замешан нелюдь. Этот ассасин – из тех, за кем испокон века охотились Паладины. Здесь, в Терранове, их заменила полиция – но…понимаешь, они могут многое из того, на что люди не способны. Они отводят взгляды, бесследно теряясь в толпе, они сильны физически, им не нужно обучаться магии – она дана им от рождения…
-Что-то вроде готландского «сверхчеловека»?
-Нет, напротив. Нелюди – недочеловеки, ошибка природы. Они не испытывают никаких чувств. Абсолютно. Кроме, пожалуй, беспредельной тоски по самим себе и по своей пустоте. И оттого редкий из них доживает до тридцати лет. Они понимают свою неполноценность, и это убивает их. Они не знают разницы между добром и злом, и оттого чаще склоняются в сторону последнего. Некоторые бессознательно ищут того, чего им не дано, пытаются восполнить неисцелимый внутренний порок – но это невозможно…
-Эренгария, к чему ты это мне говоришь??? – Либитина начинала злиться.
Хлопнула дверь, в коридор вышел тот самый врач. Взгляд у него был такой, словно он что-то украл.
-Жив, но непременно скоро, довольно скоро умрет – сказал он и добавил вкрадчиво – Ну, вы понимаете, в чем дело…
-А ну-ка обоснуй, в чем это дело? – грозно произнесла Либитина.
-Поймите, здесь я бессилен. Конечно, можете не поверить, но оружие было заговорено…
-Не надо размазывать белую кашу по чистому столу! Нам говорят, что этого нет, и тем не менее – это было и это есть. Заклятие можно снять.
-В том – то и дело, что нельзя. Это может сделать лишь его хозяин.
-Ах так! – в ярости воскликнула Либитина – Клянусь всем, что у меня есть и всем, чего у меня нет – я разыщу эту Алмазную пулю!

%%%

Четыре тысячи лет назад – четыре, пять…давно – не было ни Террановы, ни Лютеции, ни Словеции, и лишь начиналась мировая история.
От Центрального Словецийского хребта до Внутреннего моря простиралась великая Ариана Вэджа, и легендарный Аркаим был ее столицей, ее сердцем. А сердцем Аркаима, в свою очередь, было святилище всемогущего Агни, храм Вечного Огня. А верховным жрецом Агни был Имир.
Став верховным жрецом, Имир обрел несказанную силу, немыслимую мудрость, и в народе говорили, что сам могучий Агни возвысил своего служителя над всеми людьми, сделав его самого богом.
Однако они ошибались. Любой – раб ли, арья ли – придя в храм Агни, мог уподобиться Имиру. Жрец дарил власть и силу каждому, кто хотел этого. Но никто не обрел от этого счастья. Человек приходил в его капище одним, а возвращался – другим, совсем другим. Не злым и не добрым, не счастливым и не несчастным. Он никогда или почти никогда не смеялся искренне и не плакал от душевных волнений, никого не ненавидел и никого не любил, и лишь изредка вспоминал себя прежнего, только по себе утраченному безмерно тоскуя.
Они недолго жили и рано умирали, потому что в обмен на нечеловеческие силы Великий Огонь и служитель его Имир забирали у них то, что делает человека человеком – его чувства, мысли, его живое и трепещущее сердце, его бессмертную душу.
Они умирали рано, но дали начало бездушному и безрадостному племени. Их потомки, люди с виду, от рождения наделены были магическими способностями, но лишены эмоций. Их назвали нелюдями.
Лег прахом Аркаим, погибла Ариана Вэджа, расселились по всей Евразии арьи, встал из афригийских песков Египет, восцвела  великая Романская империя, столько раз подвергавшаяся набегам варварских орд и тем не менее – выстоявшая всему вопреки…была открыта Терранова и гонимые приверженцы Мессии бежали из Старого света, организовав на новых землях СРНС – а нелюди, съедаемые непостижимой тоской по человечности, везде сеяли хаос и нигде не находили утраченного.
Правду ли гласила древняя легенда, лгала ли она – неясно, но правды в ней было две: во – первых, таинственная подраса нелюдей села свое происхождение именно из Арианы Вэджи, и во – вторых, первые нелюди появились четыре – четыре с половиной тысячи лет назад.
Среди негроидов нелюдей не было. Также никогда нельзя было их встретить среди населения восточных стран. Все нелюди относились к европейской расе – по крайней мере, внешне. Около 6882 года от сотворения мира по тогдашнему летоисчислению Старого света (1380 года от Рождества Христова) зародился орден Паладинов Белой Розы, чьим предназначением было истребление нелюдской породы.
Через 400 лет его существования прекратились всякие официальные упоминания и о нелюдях, и о Паладинах Белой Розы. Не так давно о них вспомнили готландцы, гордо (и абсолютно необоснованно) выводящие свое происхождение от арьев.
Позорные готландцы раздувались от гордости, заодно строя планы захвата Лютеции и Гранбретани. Однако нелюди здесь были ни при чем. Они никогда не интересовались политикой, потому что не интересовались миром вообще. Император Словеции Юлий Фортунат III публично заявил, что история о нелюдях – чистой воды ложь, одна из древних легенд, под которую подложили якобы историческую основу.
В Терранове тоже мало кто верил в их существование. В синематографе крутили пару триллеров на эту тему (один из них был даже со звуковой дорожкой) но дальше этого дело не заходило.

%%%

К роскошному особняку Урана Найтингейла подъехал черный паромобиль с открытым верхом, блестящая лаковая раковина, каких во всем Воцберге и десятка не наберется. На таких ездили Амадеус Ванхорминг, Эрнест Байрон, хозяин сети борделей «Сады Валгаллы» Этельвульф Вейн, чета фон Гингстов, ну и лично он.
Водителя в машине не было. За рулем машины Амадеуса сидело незнакомое существо, внешне очень похожее на Илмара, но определенно не он – кто это???
«В такой момент! Какого черта? Кого принесло?»- недовольно подумал Уран и жестом послал прочь Инисмея. Тот довольно быстро ушел через черный ход.
-Пойди и скажи – пусть заходит. Я сам не буду выходить – послал он сестру, уверенный, что неожиданный гость не осмелится войти в его дом, тем более без спутников.
Однако через несколько минут раздался звук уверенных и тяжелых шагов, перебиваемый частым стуком каблучков Селины.
Ну да, копия Илмара стояла в дверях, поглядывая на него странным взглядом.
-Либитина Ванхорминг – коротко и холодно отрекомендовалась она.
«Это еще и девица!» - удивился Уран, услышав ее голос.
-Рад приветствовать у себя такую прелестную даму. Пожалуй, вы не только не уступаете моей Петре, но и в чем – то превосходите ее… - с тяжеловесной и поддельной игривостью сказал Уран, намереваясь тем самым оскорбить ее.
-Я пришла не ради пустой болтовни. Я по делам.
-Однако вы не только одеты не так, как следует особе вашего пола и возраста, но и ведете себя не так, как следует…
-Неважно. Важно лишь то, что ваш человек совершил покушение на моего брата.
Уран омерзительно усмехнулся.
-Увольте, о Либитина! – выдавил он сквозь смех – В нем человеческого не больше, чем в ковре, на котором вы стоите. Да, он ходит и разговаривает, но этого мало для того, чтобы называться человеком. Инисмей нелюдь, и этим все сказано. Знаете ли вы, чем нелюдь отличается от человека? Он лишен любви, лишен страстей и эмоций, и самое большее, что он может чувствовать – боль или удовольствие, то, что чувствуют даже животные.
-Некоторые люди – хуже нелюдей.
-Ах, верно, вы намекаете на меня?
-Нет. Я надеюсь именно на вашу душу. На то, что вы – человек!
-Интересно.
-Я умоляю. Я стою перед вами на коленях. Я преклоняюсь – она упала ниц – Я прошу вас только об одном…Мы уберемся из этого города, и вы никогда больше не услышите про нас!!!
-Не желаю слушать! Убирайся отсюда, наглая девчонка! Убирайся отсюда, покуда цела! – негромко, но угрожающе сказал Уран.
Либитина поднялась с грязного ковра, глядя на него жестокими, как у пантеры, глазами, не отводя этого ужасного и обжигающего взгляда.
-Селина, проводи гостью – распорядился он.
-Вы еще попомните меня – яростно прошипела Либитина, обернувшись у двери.
Уран лишь усмехнулся, провожая ее взглядом.

%%%

Без интереса, но с вполне определенной целью Алмазная пуля бродил по ночному порту Воцберга. Он был одиночкой, и с ним никто не состоял в братстве, а ведь ему было бы гораздо легче, если бы сейчас он мог встретиться с женщиной – нелюдем…
Ему бы сейчас подошел кто угодно. Возраст до тридцати, принадлежность к европейской расе – больше никаких требований.
Нелюди живут недолго, и за эту недолгую жизнь должны успеть оставить потомство. Именно поэтому они так похотливы. И Инисмей не был исключением.
Мельком он взглянул на исполинский пароход «Вацлав Мурко» (названный так в честь одного из основателей Воцберга, приставшего к берегам Террановы вместе с тремя сотнями беженцев – мессиан из Моравии). Серебристо – красная туша, возвышающаяся на фоне звездного неба над волнующимся в лунном свете спокойным морем.
Он не один смотрел на эту картину. Горделивая, обернутая пестрой шалью, неопределенного возраста женщина, судя по всему – цыганка сверкнула глазами, и этот взгляд явно был адресован ему. Она выглядела странно и противоречиво – лохмотья нищенки, осанка императрицы.
Он подошел.
-Кажется, я знаю, о чем ты думаешь, и – может быть – могу тебе кое – чем помочь…- загадочно и тихо произнесла она.
«Не можешь, ты слишком старая» - подумал Инисмей, но не пошел прочь, а лишь посмотрел в ответ со знаком вопроса.
-А ведь я когда-то была такой же, как ты…- сказала она, точно углубляясь в воспоминания – Но, несмотря на это, один готландец полюбил меня больше жизни, хотя знал, что мы, нелюди, не понимаем ни любви, ни ненависти. Как может любить существо, лишенное сердца и души? И тем не менее – это его не остановило. Он разыскал тайные манускрипты Паладинов Белой Розы – о, они знали многое, гораздо больше, чем можно было бы предположить. И он нашел искомое. В книге Фабия Мондрейка, триста лет назад возглавлявшего орден, романца по происхождению, было сказано – нелюдь может стать человеком, если только кто–нибудь готов будет для этого отдать ему свою душу. Он был готов и сделал это. И я полюбила его. Но…
-Что – «но»?
-Он любил меня, только пока сам был человеком. Нелюди не могут любить, ты знаешь это. А он отдал мне то, что представляет собой всю суть человечности, свою монаду. Сделав меня человеком, он сам стал нелюдем. Людская душа не принесла мне счастья, напротив – она стократно умножила мои страдания…
-Мне это не грозит. Никто и никогда не сможет меня так полюбить.
-Я не сказала, что для этого нужна любовь. Просто кто – то должен иметь волю на это. Кто – то должен просто быть готов. Кто – то, кому не жаль собственной души.
-Кому я нужен?
-И это лучше для тебя. Вместе с человеческой сущностью к тебе придет и раскаяние за все совершенное зло – а я чувствую, ты совершил его немало…
-И пускай! Кое-кто открыл мне тайну счастья, тайну человеческого счастья.
-Сможешь ли ты быть счастливым? Моя совесть была чиста. Но мука невзаимной любви оказалась едва ли не страшнее исконной нелюдской тоски. Я скитаюсь по свету, ища избавления, но надежды у меня нет. А ты… знаешь, сострадание может быть страданием сильнее того, что испытываем мы … испытывают нелюди. Проживи отведенные тебе недолгие годы пусть не в покое и мире, но без лишних мытарств.
-Я бы без сожаления отдал бы все эти годы за то, что уже испытал, за один миг настоящего счастья, которому узнал цену.
-Сможешь ли ты быть счастлив, ты, всю свою еще не такую долгую жизнь сеявший смерть?
-Отчего же нет?
-Ах да, чуть не забыла, ты же…ты не можешь понять этого, потому что тебе незнакома жалость. Для тебя убийство – лишь нехитрое и прибыльное ремесло, ведь с нелюдскими способностями ты – неуловим. Но если ты станешь человеком…
-То я смогу почувствовать то, что сейчас мне недоступно! Уран дал мне почувствовать, что значит – быть счастливым, и я благодарен ему…я буду благодарен ему за это всю свою жизнь. Только в минуты, когда я смотрю в его волшебный хрустальный шар, я могу позабыть свою нелюдскую тоску. А я хочу позабыть ее навсегда!
-Я сказала все. Возможно, кто-то захочет отдать тебе свою душу. Но стать человеком для тебя будет наказанием хуже петли и гильотины.
-Я тебе не верю – ответил Инисмей.
Она отвернулась. Неясно, что блеснуло в ее взгляде – жалость? презрение? насмешка? сочувствие?
Вероятнее всего, и то, и другое, и третье. Но ему это было как-то неважно.

%%%

Госпожа фон Гингст скучала в синематографе. Уморительная комедия «Эти забавные душегубы» была на деле ужасно тупа, плоска и вовсе не смешна, хотя относилась к числу новейших и весьма редких в условиях господства немого кино тонфильмов.
В одном из таких тонфильмов Петра когда-то сыграла эпизодическую, но очаровательную роль.  Это была драма, и ее героиня сводила счеты с жизнью, обливая белую постель черной кровью в самом начале.
Ее муж занимался торговлей, ее любовником был Уран Найтингейл. Она была самой красивой женщиной Воцберга и одной из самых красивых актрис всей Террановы. И никто не сказал бы, что десять лет назад она была нескладной девчонкой – готландкой, истратившей последнюю сотню оболов на билет до СРНС, не знавшей даже романского и не имевшей ничего, кроме гордости и упрямства.
Она была практична и расчетлива, холодна и целеустремленна. И это дало свои плоды.
«Какая, в сущности, гадость!» - подумала Петра, глядя на корячившихся на экране пародийных монстров. Надо будет съездить в Южную Терранову. Говорят, там места редкой красоты…
Побежали по полотну титры. Она поежилась в пышных мехах, вышла в темноту.
Как муж, так и любовник ей не раз говорили – не ходи по ночам одна, всегда бери с собой охрану. Ей же это все было безразлично.
И вот – настал момент расплаты за беззаботность. На полпути к дому чьи-то руки грубо схватили ее за талию и затолкали на заднее сиденье шикарного паромобиля.
-Не смейте кричать, Петра фон Гингст…- насмешливо произнес кто-то с водительского сиденья – Иначе на рассвете ваше бездыханное тело найдут где-нибудь за городом.
В паромобиле было сильно накурено. По полу под ногами каталась туда – сюда наполовину пустая бутылка словецийской водки.
-Интересно, Найтингейла обрадует новость о смерти его любовницы? Ох как интересно… - невозмутимо продолжал голос – Но если он будет хорошо себя вести – никто не причинит вам вреда. Вы знаете Алмазную пулю???
Петра молчала, не зная, что ответить.
-Говори же, иначе ты мне сто лет не нужна!
-Я…я видела его только однажды…в кабинете у Урана…он рассказал мне, кто это, но я не придала этому значения… Фамилия у него готландская, но, судя по виду, он откуда-то с запада Словеции…
-Моравиец?
-Я н-не  разбираюсь в этом…
-Имя, фамилия?
-Уран не называл его при мне по имени, а фамилия – Розенвайс или что-то в этом роде…Розенвайс, Розенкрейц…
-Как выглядит?
-Молодой, моложе меня лет на пять. Среднего роста, нельзя сказать, что очень хорош, но весьма интересен. Черные волосы, зеленые глаза…
-Так-так-так, я чувствую, эта тупая курица не скажет мне ничего вразумительного. Единственное, что она может – это сделать Урана более сговорчивым … - сама себе сказала Либитина и повернулась к Петре - А ну-ка, повесьте себе на шею вот это – она протянула к ней не по - девически жилистую руку, державшую гипнотически покачивающийся на шнурке полупрозрачный белый камень, похожий на кусок мутного льда.
Петре оставалось только покориться. Она еще не поняла, кто ее похитил, но поняла, что это не светит ей ничего хорошего.
-Кто ты такой? – дрожащим голосом произнесла она, когда почувствовала, что машина тронулась и поехала в неизвестном направлении.
«Если это из-за денег, то я могу не очень бояться: Уран заплатит им, и он меня немедленно отпустит…»
-Либитина Ванхорминг – ответили из – за руля, и Петра поняла – ей крышка…

%%%

Небеса были ярки и ясны: огромная, чудовищная алая луна, огненно – кровавые угли звезд.
Алмазная пуля смотрел в это прекрасное небо, не любуясь им. Он размышлял над словами незнакомки.
Скольких он убил? В принципе это было неважно. Нелюдям незнакомы угрызения совести, и поэтому он быстро забывал о своих жертвах.
Да и вообще – памятью Инисмей никогда не блистал. Достаточно сказать, что до десяти лет он не помнил себя вовсе и вообще – ничего вразумительного о себе не знал. Нелюдь по своей натуре, словециец внешне, то ли готландец, то ли иудей по фамилии, он не мог сказать, кто были его родители, где он жил до того, как был найден в лесу под Воцбергом.
В десять лет он стал учеником Германа Флавиуса, когда – то знаменитейшего ассасина Воцберга и окрестностей, чернокнижника, правой руки Гордона Ванхорминга, тогда еще не отошедшего от своих дел. Флавиус обучил юного Инисмея искусству убийства и тайнам запрещенной магии. Он оказался способным учеником и через пять лет применил свое мастерство на практике: убил своего наставника и со всеми его сбережениями сбежал то ли в Норт – Энд, то ли в Нова – Эфес.
Скоро по всей Северной Терранове поползли слухи о двусмысленной славе и недвусмысленном таланте молодого ассасина. Молва росла и возрастала – и Уран Найтингейл сразу захотел получить Алмазную пулю (так прозвали нелюдя, чье оружие никогда не давало промаха) себе в услужение.
И получил…
Где-то вдалеке начал воспламеняться закат. На чуть румяном небосклоне блистала розоватая Венера.
«Розенвайс. Белая роза. Странно. Какая глупая шутка судьбы – я, нелюдь, ношу фамилию, достойную истребителя нелюдей…» - думал Инисмей, глядя в небеса.
Красота рассвета ничуть не затрагивала его сердца.

%%%

Уран со скучающим видом слушал радио: песня на слова величайшего поэта Словеции, знаменитого Сирина.

Пожаром яростного крапа
Маячу в травяной глуши,
Где дышит след и росный запах
Твоей промчавшейся души.

И в нестерпимые пределы,
То близко, вдали звеня,
Летит твой смех обезумелый
И мучит, и пьянит меня.

Луна пылает молодая,
Мед каплет на мой жаркий мех,
Бьет, скатывается, рыдая,
Твой задыхающийся смех.

И в липком сумраке зеленом
Пожаром гибким и слепым
Кружусь я, опьяненный стоном,
Полетом, запахом твоим…

Но не уйдешь ты. В полнолунье
В тиши – настигну у ручья,
Сомну тебя, мое безумье
Серебряное – лань моя!

Останки былых чувств на мгновение воскресли в его памяти. Да, ее смех, пожар ее огненных волос…тогда он был молод, а она – почти ребенком, и это было так давно, что уже почти не верилось, и воспоминание вызвало в душе не прежние яркие чувства, а лишь их блеклую тень…и ничего никогда не вернуть: сначала они полюбили друг друга, потом он уехал, потом она умерла.
-Уран, там вчерашняя…ну, девушка в мужском наряде. Впустить? – крикнула из-за закрытых дверей его кабинета Селина.
-Давай ее сюда – недовольно ответил Уран.
Либитина вошла, улыбаясь. Теперь она была хозяйкой положения.
-Думаю, вы не хотите лишиться своей прелестной любовницы? – невинно поинтересовалась она – Петра у меня.
-Я тебе не верю. Докажи.
-Вот колье, которое было на ней вчера – она бросила на стол роскошный золотой ошейник, инкрустированный бриллиантами и сапфирами – И также я знаю, что ей это подарили вы. Я права?
Урану пришлось согласно кивнуть. Она сказала правду.
-И не пытайтесь меня убить. Видите вот эту штучку? – на шее Либитины висело что-то вроде кристалла мутноватого льда – Вы, конечно, наслышаны об Апикуни Бизоньем Камне, колдуне – дакоте? Ах да, вы же испокон века презирали краснокожих… Ооо, зря. Так вот, точно такой же камень сейчас висит на шее у прелестной фон Гингст. Пока со мной все в порядке – она жива, но если вы попытаетесь причинить мне вред – она умрет. Или вы думаете, что я настолько тупа, чтобы явиться сюда без подстраховки? Нет, вовсе нет. Я бы сейчас могла… - девушка подумала немного и промолчала, так как не имела ничего против его сестры.
Урана совсем перекосило от ярости. Либитина Ванхорминг, восемнадцатилетняя девчонка, диктует ему свои условия – ему, Урану Найтингейлу!!! Пулю бы ей в голову за такую наглость.
-Чего тебе надо? – спросил он, усмирив злобу.
-Мне надо видеть Инисмея Розенкрейца, также известного как Алмазная пуля…
-Вообще-то он не Розенкрейц, а Розенвайс. Чего ты…
-И прекратите говорить мне «ты»! – окончательно обнаглев, непреклонно заявила Либитина.
-Как угодно. Что вы от него хотите?
-Уран, вам, как заказчику, известно о том, что случилось с моим братом. И, несомненно, вы знаете, что он жив. Но это продлится недолго, если вы не посодействуете мне.
-Чем же?
-Оружие Розенвайса заклято на смерть, не так ли?
-Да, это так. Даже тот, кого он легко ранит, непременно умирает, кто-то сразу, а кто-то через некоторое время.
-Но если заклятие снять…
-А вот это, увы, невозможно. Инисмей лично заговорил свою «лолиту» и лишь так же лично может…
-Заставьте!!!
-Никак не могу. Вы же знаете – любое заклятье содержит в себе условие своего снятия. И здесь есть условие. Но условие это невозможно выполнить…
-Что за условие?!
Уран засмеялся бы, если бы его положение позволяло ему это.
-Об этом не стоит говорить слишком громко – с насмешкой произнес он, склонился к Либитине (она внутренне вздрогнула от отвращения) и что – то тихо прошептал ей на ушко.
Либитина побледнела: он был прав. Скорее солнце взойдет на западе и исчезнет на востоке.
-И тем не менее – я требую встречи с ним. Я должна видеть этого нелюдя.
-Как угодно. Но, думается мне, это глупо.
-И пускай глупо! Мне все равно.
-Ах, Либитина, Либитина! Неужели вы не знаете, что нелюди вкусили от древа познания, но от древа жизни не вкушали? Они мертвы, даже если их сердце бьется. Для них нет разницы между добром и злом, и это недочеловеческое – в их крови. Они – черновик, неудачная версия венца творения. В них нет монады. И как ни единый человек, пусть он кудесник и волхв, не может вдохнуть жизнь в камень, так никто, никто – а тем более вы – не сделает нелюдя человеком и не заставит его раскаяться. Они – ущербная порода, и это неисправимо. Паладины Белой Розы истребляли их, потому что иначе с ними невозможно. Но – так и быть – я исполняю твое требование – сказал Уран.
-Я сделаю невозможное – с железобетонной самоуверенностью ответила Либитина.

%%%

Вот он, Инисмей Розенвайс, бледный, как смерть, с блестящими и стеклянными глазами.
Он молча посмотрел на Либитину, и не было ничего безумней и страшней его безразличного молчания.
Взгляд его был абсолютно пустым. Ни зла, ни добра не отражалось в этом гипнотическом, змеином взоре. Либитина никогда раньше не видела нелюдей, но поняла – в нем нет ничего человеческого: ни жалости, ни сострадания – никаких чувств. Никаких совсем, кроме беспредельной, невозможно – мучительной тоски.
Его бесполезно было бы пугать смертью. Он понимал, что не живет и не боялся разрушить иллюзию существования.
-Оставляю вас наедине – бросил Уран и вышел вон из кабинета.
Взгляд Инисмея метнулся к столу, где должен был находиться заветный хрустальный шар. Но его там не было.
-Ничтожество! Жалкий раб жалкой магии! Один из великих философов Эллады – насколько я помню, Аристо – говорил о том, что есть три вида орудий. Тебе интересно, какие? Неживые, живые и говорящие. И ты относишься к последнему разряду. Ты – всего лишь орудие Урана, и он может делать с тобой все, что только захочет…- сказала Либитина издевательским тоном.
-Душа – глупая выдумка. Ее нет ни у кого из вас – бросил Инисмей.
-Нет, не выдумка. Ты знаешь это. Ты, несомненно, чувствуешь эту пустоту. Пустота – так ведь? Я верно определяю то, что владеет тобой и всеми вами? И эту пустоту ничем нельзя заполнить, я права? Тебе ничто не дорого, ты не можешь никого любить, не можешь радоваться и горевать. Мы, мессиане, считаем, что ваша порода произошла от, так сказать, чернового варианта Адама, в коего Творец вдохнул жизнь, но не наделил его душой. Так  ли это, не так ли – одному Создателю известно – но ведь у вас и на самом деле нет души. А у меня есть. И я могу страдать.
-А я, значит, не могу? – в голосе нелюдя зазвучали нотки, отдаленно сходные с негодованием – Да, ты правильно сказала, я абсолютно пуст. Наверное, мы и в самом деле – ошибка творения, и тем не менее одно чувство в нас живо. И это чувство – беспредельная тоска, нелюдская тоска, с которой людская никогда не сравнится!
-Нет, Розенвайс, ты ошибаешься. Из – за тебя сейчас умирает мой брат, и…
-Да, ты можешь скорбить, но тебе не чуждо и счастье! Я отдал бы всю свою нелюдскую жизнь за то, чтобы хоть немного побыть человеком.
Минуту  Либитина молчала, лишь глаза ее все сильнее блестели от слез.
-Если бы ты чувствовал то, что сейчас чувствую я – ты бы позавидовал доле нелюдя! Если бы ты хотя бы на миг понял, каково мне… Если бы ты хотя бы на сотую толю был человеком, проклятый нелюдь, ты был бы рад потерять душу, чтобы избавиться от этой муки…-произнесла она с ненавистью, и, не выдержав, с рыданиями вцепилась себе в волосы.
Неожиданно Инисмей достал свою «лолиту».
-Что, хочешь убить и меня? Давай! Я этого не боюсь! Если смерть даст мне облегчение – ради Бога, убей меня! Ты не знаешь жалости – тебе это ничего не стоит, так ведь???
Нелюдь не посмотрел в ее сторону. Он высыпал на стол черного дерева пули, положил их рядом с пистолетом и, глядя в никуда, произнес несколько слов на неизвестном ни Либитине, ни подслушивавшему за дверью Урану славянском языке.
Уран, растерянный и пораженный, открыл дверь.
Вопреки всем физическим законам, выведенным строгими и не верящими в магию учеными, оружие воспламенилось, вспыхнув ярко – синим змеистым пламенем. Несколько минут оно пылало ослепительным огнем – это разрушались цепи заклятия.
-Что это значит??? – недоумевая, спросил он.
Инисмей, с трудом подавляя головокружение, обернулся к хозяину, и тот заметил что-то непонятное в глазах ассасина.
-Я больше не раб твоего хрустального шара. Я больше не твоя собственность и не твоя игрушка, и ты больше не можешь делать со мной все, что хочешь. Я больше не нелюдь. Я человек – пусть самого последнего разбора, пусть негодяй и убийца, но человек. Я прошу отпустить меня с миром, я многих для вас убил. Но теперь я – человек, и я больше … я - человек. А вот она – Инисмей указал на лежащую без чувств на полу Либитину – она- уже нет.
Огонь угас. На столе осталось лишь немного чуть курящегося пепла.

%%%

Безжалостный обычно Уран Найтингейл смилостивился над последним Ванхормингом. Через три недели Илмар и Эренгария на пароходе «Вацлав Мурко» отправились в Лютецию, и он был твердо уверен, что никогда больше не услышит о них. Это вполне устроило его.
Что случилось с Инисмеем и Либитиной?
А что могло случиться с нелюдем, обретшим чувства? С человеком, потерявшим свою человеческую суть? Скорее всего, они вскорости умерли: один – от мук ожившей совести, одна – от невосполнимой внутренней пустоты.